«…6 января 1993 г., примерно в 16 часов, когда уже начало смеркаться, я вошел в жилое помещение точки и застал Петра, шарящего по моим карманам (потерпевший, конечно, не был ангелом, но дальнейшие действия Салынова никак не соизмерялись с проступком „Петра“, да и не соответствовали реальной картине убийства. — Авт.)…
…Он („Петр“) толкнул меня в грудь. От удара я упал на пол рядом со столом, где лежал нож. Я схватил (нож) и, помню, как нанес ему три удара[1] ножом правой рукой в область груди…
…Около 19 часов вечера я запряг коня и, взяв с собой топор, загрузил труп и поехал в „Аргамджу“…»
При первичной экспертизе трупа, проведенной сразу после обнаружения, кроме фотографирования, дактилоскопии и отсечения головы (вспомним красивое слово — декапитация) для возможного опознания личности, были иссечены участки кожных покровов с ранами и часть грудной кости со сквозным повреждением (для дальнейшей идентификации орудия, которым были нанесены травмы).
Надо сказать, что в судебно-медицинской практике существует дешевый и довольно простой в техническом отношении метод, позволяющий восстанавливать высушенные и находящиеся в архиве препараты кожи с повреждениями таким образом, что раны приобретают свой первоначальный вид, позволяющий судить о предметах, которыми они были причинены. В некоторых случаях удается довольно неплохо восстановить первоначальный вид ран (их форму и характерные особенности) и на загнивших трупах. Но в нашем случае гнилостный процесс зашел настолько далеко, что сделать это на кожных ранах не удалось; края и концы их были безнадежно деформированы и разрушены, а на некоторых участках просто изъедены рыбами и раками.
Положение дела спасла грудина (кость в средней части грудной клетки, к которой крепятся ребра). Костная ткань, что и говорить, более прочный материал, нежели нежная кожа. На грудинной кости имелось сквозное отверстие щелевидно-линейной формы, длиной 24 мм, которое по всем диагностическим признакам являлось колото-резаным повреждением, то есть причиненным колюще-режущим предметом — ножом. Здесь оказался прав эксперт, проводивший первичную экспертизу и пришедший к аналогичному выводу.
Исследование раны на грудине при различных увеличениях стереомикроскопа (как с обеих сторон кости, так и на ее распиле) позволило выявить некоторые конструктивные особенности клинка этого ножа: он имел плоские щечки, одно остро заточенное лезвие и обушок (противоположная, не заточенная часть клинка) толщиной около 2 мм, который в своем поперечном сечении приближался к П-образной форме. Ширина клинка на уровне его погружения в тело жертвы составляла около 24 мм. Конечно, это были только общие и частные признаки; индивидуальных признаков, присущих только одному конкретному ножу, в повреждении на грудине не оказалось.
Следователем был также представлен на исследование нож, обнаруженный в доме подозреваемого, хотя никакой уверенности, что именно этим орудием был зарезан потерпевший, не имелось. Слишком много времени прошло с момента происшествия, и у Салынова А. имелись возможности избавиться от улик.
Тем не менее было проведено сравнительное исследование раны на грудине с экспериментальными следами на биоманекене — трупе такого же несчастного «бомжа». Один из законов криминалистики гласит, что сопоставлять (проводить сравнительное исследование) можно только следы на однородных объектах: не рану и представленный нож, а ту же рану и ее экспериментальные аналоги, полученные этим ножом; если реальное повреждение, к примеру, находится на хлопчатобумажной рубашке, то и экспериментальные повреждения должны наноситься на этой же рубашке; если рана иссечена из трупа, то эксперименты проводятся на кадавре (трупе — по латыни). В этих случаях неоценимую помощь оказывают судебным медикам трупы «бомжей»; единственным условием является указание в акте вскрытия о проделанных дополнительных манипуляциях, дабы в случае возможной гипотетической, хотя и маловероятной, эксгумации другой эксперт не ломал себе голову над «необъяснимыми секционными находками».
Полученные экспериментальные повреждения иссекаются из трупа, а вырезанные препараты кожи или кости проходят все этапы восстановления по методике, упомянутой выше, чтобы идентичность сравниваемых объектов была максимальной.
Сравниваемые раны (реальная на грудине и экспериментальные) оказались практически «близнецами», но говорить, что был использован именно этот нож, эксперт не имеет права, поскольку категоричный вывод возможен только при наличии индивидуальных признаков, позволяющих утверждать, что только это орудие (или оружие), и никакое иное, было агентом травмы.
В проведенной экспертизе указывалось также, что наличие множества повреждений (15) на различных участках тела потерпевшего противоречит версии обвиняемого, где он скромно упоминает всего лишь о трех ударах, нанесенных в грудь.
В связи с тем, что в уголовном деле возникли серьезные противоречия между показаниями Салынова об убийстве им человека предположительно по фамилии Груфанов (множественные ножевые раны на теле, включая переднюю поверхность грудной клетки, с повреждением сердца; длительное нахождение тела в холодном сарае перед вывозом в балку «Аргамджа») и первичным заключением эксперта о причине смерти потерпевшего («Утопление в воде»….. «В воду был брошен живой человек, а не труп…»), следователем было принято решение об эксгумации.
30 марта 1994 года вместе со следователем Валерием Бамбаевым, экспертом-криминалистом Целинного РОВД Геннадием Гончаровым, фотографировавшим процесс извлечения трупа из могилы, и двумя понятыми я выехал на новое Элистинское кладбище.
Погода стояла хотя солнечная, но холодная и ветреная и, по меткому народному выражению, буквально «вышибала соплю». Моя экспертная функция была чрезвычайно проста: изъять от трупа для дальнейшего лабораторного исследования несколько длинных трубчатых костей. Для этого совсем не обязательно везти останки в морг, все можно сделать на месте, даже не извлекая их из гроба. Кладбищенский служитель помог нам найти нужную могилу — жалкий холмик земли с табличкой, на которой был указан номер.
Не хотелось быть захороненным в подобной могилке, где портрет на мраморной плите с датами начала и конца славного жизненного пути и проникновенными словами от родных и друзей заменяет растрескавшаяся дощечка с полустертыми цифрами. Хотя, по большому счету, не все ли равно!
Пока посиневшие от холодного ветра два «указника» (Бамбаев предусмотрительно прихватил их из ИВС) копали землю, поддерживая силы и моральный дух предвкушением обещанной в качестве награды бутылки водки, мы грелись в «уазике».
Наконец гроб, сколоченный из грубо обструганных и плохо подогнанных досок, был извлечен из могилы, крышка его вскрыта, и подошла пора вступать в дело мне. В традиционных резиновых сапогах (грязь по колено), в полосатой «бухенвальдской» пижаме, натянутой для тепла и гигиены поверх свитера и брюк (все равно ветер пронизывал насквозь), в медицинских перчатках, с пинцетом и секционным ножом в руках, я опустился на корточки рядом с раскрытым гробом. Представшая взору картина хотя и не вызывала никаких особых эмоций, так как была привычной и заурядной, но все же напоминала о бренности бытия и о нашем кратковременном пребывании в качестве гостей в этом «лучшем из миров».
То, что мы не ошиблись с трупом, свидетельствовали цифры на табличке и «амбарная» книга в руках кладбищенского служителя, а также отсутствие у трупа головы (результат все той же декапитации) и грудины, иссеченных экспертом при вскрытии. Все равно мы убедились, что пол и рост соответствуют аналогичным параметрам прошлогоднего трупа. Кожа, мягкие мышечные ткани и внутренние органы были полностью уничтожены процессом гниения, лишь на некоторых костях скелета сохранились остатки связочного аппарата и суставные (гиалиновые) хрящи. Каких-либо повреждений на костях не имелось, за исключением множественных переломов ребер с обеих сторон и в различных отделах: справа — со 2-го по 5-е спереди и сзади — двойные); слева — со 2-го по 4-е в передних отделах; с 5-го по 10-е в боковых отделах. Большинство переломов имели значительное угловое смещение с прогибанием концов отломков в полость грудной клетки (недаром экспертом при первичном исследовании трупа были зафиксированы разрывы пристеночной плевры). Внимательное изучение концов переломов с помощью сильной лупы убедили меня в том, что никаких царапин на плотном веществе кости и так называемой «завальцованности» (признаков, свидетельствующих, что после травмы и до наступления смерти потерпевший какое-то время дышал) не имелось. Следовательно, после ножевого ранения в сердце смерть наступила очень быстро — экскурсии легких (дыхательных движений) практически не было. Значительная часть переломов имела разгибательный характер, то есть они образовались от сильных локальных ударов предметом (или предметами) с ограниченной травмирующей поверхностью, а не при падении, что очень любят безосновательно доказывать некоторые адвокаты. И таких ударов было нанесено в грудную клетку потерпевшего не менее 4–5.
